Она оказалась в другом месте, на открытых полях с высокой травой. Солнце село, но еще не стемнело. Чем дальше шла, тем выше становилась трава. По пояс, потом по грудь. Свет вокруг – мягкое слабое свечение – не менялся, и у него не было определенного источника. Она услышала где-то впереди другой звук. Смех. Радостный и веселый смех маленькой девочки.

– Роуз! – закричала она, инстинктивно поняв, что это голос ее дочери. – Роуз, где ты?

Она ринулась вперед. Трава хлестала ей по лицу и глазам. Сердце сжалось от отчаяния.

– Роуз, я не вижу тебя! Помоги мне найти тебя!

– Мама, я здесь!

– Где?

Алиша уловила какое-то движение, впереди справа. Промелькнувшие рыжие волосы.

– Сюда! – дразнила ее девочка. Она смеялась, играя. – Не видишь меня? Я же здесь!

Алиша ринулась к ней. Но, как и звери в лесу, ее дочь, казалось, была везде и нигде. Ее голос доносился отовсюду.

– Я здесь! – певучим голосом кричала Роуз. – Найди меня! Подожди меня!

– Найди меня, мама!

Внезапно трава исчезла. Алиша оказалась на пыльной дороге, уходящей вверх по небольшому холму.

– Роуз!

Молчание.

– Роуз!

Дорога манила ее вперед. Она шла, и у нее появилось ощущение, что это за место. Оно вне мира, ей известного, и в то же время его часть, скрытая реальность, которую можно заметить краем глаза, но в которую нельзя попасть в этой жизни. С каждым следующим шагом ее тревога ослабевала. Будто некая невидимая сила, милосердная, вела ее туда. Она взошла на холм и снова услышала далекую музыку смеха ее дочери.

– Иди ко мне, мама! – напевала девочка. – Иди ко мне.

Алиша добралась до вершины холма.

И проснулась.

Она так и не увидела, что ждало ее в долине за холмом, но ей казалось, что она знает это и знает значение остальных снов – про Питера, Эми, Майкла и всех тех, кого она любила и кем была любима.

Она прощалась.

Пришла ночь, и Алише ничего не приснилось. Она проснулась с ощущением завершенности. Все, что она собиралась сделать, исполнено; дело ее жизни сделано.

Опираясь на костыль, который она смастерила из куска дерева, она пошла по обломкам. Три квартала на север, один квартал на запад. Даже такой короткий переход заставил ее хватать ртом воздух от боли. Она начала подъем утром; к ночи добралась до пятьдесят седьмого этажа. Вода почти кончилась. Она легла спать на полу офиса с большим окном, чтобы утром солнце разбудило ее, и она продолжила свое восхождение с рассветом.

Было ли совпадением то, что именно в это утро Майкл поднял парус? Алиша предпочла думать, что нет. Что вид «Наутилуса», уходящего с попутным ветром, был знаком, предназначенным для нее. Чувствовал ли ее Майкл? Ощутил ли, что она смотрит на него сверху? Это было невозможно, но Алише было приятно думать, что это так – что он может внезапно поглядеть вверх, изумленно, будто ощутив дуновение ветерка. «Наутилус» вышел из внутренней бухты и устремился в открытое море. Вода ослепительно блестела в лучах солнца. Вцепившись в балюстраду, Алиша смотрела, как крохотный силуэт яхты становился все меньше, исчезая. Не кто-нибудь, а Майкл, подумала она. Однако это оказался именно он. Именно он спас ее.

Поверх балюстрады шла высокая загородка, загнутая внутрь; когда-то она окаймляла всю балюстраду, ограждая смотровую площадку; многие ее секции остались целы, но не все. Алиша оставила себе немного воды. И теперь выпила ее. Какая сладкая, а всего лишь – собранный дождь. Она ощутила глубочайшее чувство взаимосвязи всего сущего, вечное колесо роста и увядания жизни – подобно воде, берущей начало в море, возносящейся, собирающейся в облака, проливающейся с небес дождем, чтобы быть собранной, как сделала это она. Теперь эта вода стала частью ее самой.

Алиша села на балюстраде. Внизу, снаружи, был небольшой карниз. Она развернула тело, приподнимая непослушные ноги руками, чтобы перекинуть их через ограждение. Спиной к зданию, подвинулась на пару дюймов вперед, и ноги коснулись карниза. Как это делается? Как следует попрощаться с миром? Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Поняла, что плачет. Не от печали – о нет, не от этого – хотя ее слезы и имели определенное отношение к печали. Это были слезы печали и радости одновременно, оттого, что все было сделано и окончилось.

Моя дорогая, моя Роуз.

Оттолкнувшись ладонями, она выпрямилась. Пространство разверзлось у нее под ногами, и она обратила взгляд к небу.

Роуз, я иду, я скоро буду с тобой.

Кто-нибудь сказал бы, что она упала. Другой – что полетела. Правы были бы оба. Алиша Донадио – Алиша Клинок, Новая Жизнь, Капитан Стражи и Солдат Экспедиционного Отряда – умерла точно так же, как и жила.

Умерла в полете.

Наступила ночь.

Эми была где-то в Нью-Джерси. Оставив позади большие дороги, она углубилась в сельскую местность, в глушь. Руки и ноги отяжелели от сильной, но приятной усталости. Когда стемнело, она разбила лагерь в поле, мерцающем огоньками светлячков, съела свой нехитрый ужин и легла на землю, глядя на звезды.

Иди ко мне, подумала она.

Сверху и вокруг в небесах плясали огоньки света. Из-за деревьев поднялась полная луна, тени стали отчетливее.

Я жду тебя. Я всегда ждала. Иди ко мне.

Полнейшая тишина, замер даже воздух. Неспешно текло время. И внутри ее будто легкое прикосновение перышка.

Эми.

Она услышала шорох, увидела, как колышутся ветви деревьев, у дальнего края поля. Питер спрыгнул. Он только что съел, белку, быть может, мышь или маленькую птичку; она чувствовала его довольство, удовлетворение, полученное им в процессе еды, будто по ее жилам волнами прокатывалось тепло. Когда он двинулся к ней, минуя светлячков, Эми встала. Их было так много, так, будто он, будто они оба плыли в океане звезд.

Эми.

Его голос, будто легкий ветерок тоски, выдыхающий ее имя.

Эми, Эми, Эми.

Она подняла руку, и Питер сделал то же самое. Пропасть между ними становилась все меньше. Их пальцы сплелись, и она ощутила мягкое прикосновение ладони Питера к своей ладони.

Я теперь?..

– Да, – ответила она, кивая.

И… я твой? Я принадлежу тебе?

Она ощутила его недоумение. Душевная рана еще свежая, дезориентация. Она крепче сжала пальцы, сильнее прижимая ладонь, и пристально посмотрела ему в глаза.

– Ты мой, а я твоя. Мы принадлежим друг другу, ты и я.

Молчание.

Мы принадлежим друг другу, ты и я.

– Да, Питер.

Питер.

Он сосредоточился на этой мысли.